Чокурча.
Стая гиен, скрытая высокими камышами, жадно следила за тем местом, где широкая река образовала отмель у уступа скалы. Тушу мамонтенка совсем недавно прибило на отмель, но запах крови и мяса уже наполнил воздух. Ноздри гиен широко раздувались от предвкушения пиршества. Но опытный вожак не давал сигнала, а внимательно следил за неглубокой пещерой в скале выше отмели. Несколько лун назад в этой пещере поселились необычные животные. Хитрые и опасные. Они умели брать в свои лапы камни и кидать их в гиен. И самое странное – они могли ходить на двух задних лапах. И тогда они становились выше и сильнее самой сильной гиены. Вожак был осторожен.
Двуногие заметили тушу мамонта и толпой вылезли из своей пещеры, спускаясь к реке. Вожак гиен обернулся на стаю и решился к броску. Несколько огромных прыжков и они одновременно оказались у мяса: гиены и двуногие. Грозный рык, капающие на камень слюни с острых клыков и бесстрашный взгляд желтых глаз зверя отделял от двуногого один прыжок. Но вдруг на череп вожака с грохотом опустилась толстая ветка, крепко удерживаемая двумя лапами двуногого существа. Раскроенный череп огромной гиены оказался примятым к скале. В других полетели острые камни и звери, поджав хвосты убежали. Убежали навсегда от этой пещеры и больше сюда не подходили. В долине реки появился новый хозяин. Сюда пришел человек….
…Когда в 1928 году профессор Николай Львович Эрнст осматривал очередной пласт раскопок в пещере Чокурча на окраине Симферополя, его внимание привлекла одна находка. За два полевых сезона археологи обнаружили останки десятков мамонтов, носорогов, оленей, бизонов, мелких зверей – всех, кто служил обычной пищей первобытному человеку, жившему здесь почти 45 000 лет назад. Но среди остатков пиршества был найден единственный череп огромной гиены, явно расплющенный дубиной. Эрнст записал тогда в своем дневнике: «19.08.1928 года. Симферополь. Грот Чокурча. Удивил череп огромной гиены, убитой человеком. Нигде раньше не встречал, что при таком наличии мамонтов и других доступных для охоты животных, симферопольский неандерталец не побрезговал в пищу гиеной. Возможно, это был какой-то важный для племени культовый шаг или ритуальное событие. Череп гиены сложили в отдельную коробку».
Ровно через 10 лет, когда профессор Эрнст был обвинен в шпионаже в пользу германской разведки, исследование грота Чокурча прекратилось. Дневники исследователя, как и большинство его находок были уничтожены. Тогда же пропал и череп гигантской гиены.
Неаполь Скифский.
Молодой скифский царь Аргот осадил коня и развернулся в сторону города, который он со своими людьми покидал навсегда. Город, где он родился, город, где жил его отец и дед. Город, вокруг которого в курганах были похоронены великие воины и цари. Цепочка высоких курганов отчетливо виднелась на горизонте, на плато к северу от крепостных стен. Аргот решил не разрушать город предков. Крепость, дома, храмы – все оставили. Время само занесет каменные постройки землей и песком. Царь целый год принимал сложное решение о поиске нового места для столицы Скифии. Целый год жрецы неустанно молились в священной пещере, вымаливая снисхождение для народа. Но боги молчали. Река, протекавшая рядом с городом начала мелеть — воды для всех не хватало. Почти полностью исчезла рыба в реке, а в долине все тяжелее было достать дрова для очага – весь лес в окрестностях был вырублен. Да и холодные ветра со степи, приносившие снег и мороз, безжалостно убивали новорожденных и больных. И сарматы. Их разведчики постоянно бродили вокруг города, нападая на пастухов и скифских дозорных. Нужно было искать новое место для нового города. И Аргот нашел его в одном дне пути по направлению к Херсонесу, в долине широкой реки. Он несколько раз уже побывал там, все детально осмотрев и продумав. И убедился — здесь будет идеальная крепость.
Царь последний раз оглядел покинутый город и задержал взгляд на вершине отвесного уступа великой белой скалы. На уступе горел небывалый по высоте костер. Аргот поручил свезти на площадку у обрыва все дрова и зажечь огонь, принеся в жертву своего лучшего быка. Костер провожал скифов, благословляя их на новую жизнь. Дым священного костра был виден далеко. И даже горцы-тавры, со стен своей горной крепости, в недоумении молча смотрели на далекий огонь и сотни скифов, уходящих из своего города.
К вечеру воины с семьями достигли широкого плато. Аргот приказал накормить коней, выставить по периметру стражу, а остальным до утра отдыхать. «Завтра с рассветом дня начнем строить стены», — в наступившей тишине уверенный голос царя услышали все. Военачальников и жрецов он созвал к себе. Теплый ветер, насыщенный запахом полыни и свежестью близкой реки, обдувал длинные волосы вождя скифов. Он взял акинак и чертил на земле план будущего города. С востока плато от широкой реки отрезали неприступные обрывы скал. С севера глубокий овраг тоже станет естественной преградой врагу. А с юга и запада они построят высокую стену и крепостные башни. В центре города встанут храмы и жертвенники. В скале вырубят зерновые ямы, а золу от очагов будут сносить в одно место у западного обрыва. Зольная куча потом станет и наблюдательным постом. В реке полно рыбы, а дубовые леса тянуться до самого подножия гор. Да, там, где долина выходит из скал в степь, нужно будет поставить дозорное укрепление. От сарматов и эллинов. И еще одно – поставить вблизи гор, чтобы припугнуть тавров. Царь выпрямился в полный рост и указал лезвием акинака в сторону красного горизонта, где в море заходило солнце. «Смотрите туда — это постройки Херсонеса, а вот там — Керкинитида. До ближайших усадеб эллинов – меньше половины дня пути. Мы всегда будем с хлебом и рабами, вином и золотом. Сами боги указали нам место, где мы построим новую столицу – великий Новый город». Царь, его лучшие воины и жрецы еще долго стояли и смотрели на заходящее в далекое море солнце. Каждый думал о новом городе, о новой жизни.
Ак-Мечеть
«Скоро будем дома, к вечернему намазу должны успеть», — Хаджи-Мустафа, уже немолодой татарин лет сорока оглянулся на ехавшую рядом спутницу. Девушка уверенно держалась в седле, но ей явно было непривычно ехать в платке, полностью закрывающем тело и лицо. «Потерпи немного, скоро сможешь выспаться. И надень никаб, как я тебя учил, нельзя, чтоб кто-то видел твое лицо». Хаджи-Мустафа и сам уже очень устал от долгого путешествия и хотел быстрее зайти домой, обнять мать и сестру.
Впереди над черепичными крышами домов Ак-Меджита отчетливо виднелись несколько минаретов. Там, где нес свои воды шумный Салгыр, угадывались стройные тополя и огромные дубы. А над горизонтом возвышался хранитель крымской земли — Чатыр-Даг, такая родная и любимая ему с детства гора. Сердце бывшего ханского слуги забилось еще чаще, он стеганул коня и путники без остановок направились к городу.
Почти полгода он не был дома, но знал, что мама жива и верит в его скорое возвращение. Знал, что у сестренки родилась дочка, а дела ее мужа, содержателя лучшей в Ак-Мечети бани, идут успешно. Он знал, что Фетих-Герай-хан уже месяц как мертв и Хаджи-Мустафу никто в Крыму не ищет и он может вернуться домой. Уже месяц как на престол вернулся хан Газы II Герай, рядом с которым они в свое время отважно сражались у стен Львова с войсками валахов. Богатый тогда ясырь привел в Крым ханский слуга Хаджи-Мустафа. Продав рабов, купил большой дом с просторным двором в верхней части Ак-Мечети.
А потом закрутился смерч событий в ханстве и в жизни самого Хаджи-Мустафы. Из Стамбула на ханский престол был назначен Фетих-Герай. Нового хана Хаджи-Мустафа не любил, но волю Аллаха и султана был обсуждать не в праве. Не прошло и три месяца его правления, как Фетих-Герай вызвал Хаджи-Мустафу и дал ему задание. Молодая наложница хана, дочка польского шляхтича Мария Потоцкая, захваченная в плен в валашском походе, сильно расстроила своего господина. Показывала свой гордый нрав и отказывалась принимать ислам. Носила на груди золотой крестик, чем раздражала Ханшу-валиде и самого Фетиха. По закону хан не мог вступить в связь с неверной. Будь она простолюдинкой – ее бы давно убили или дали на поругание воинам. Но хан решил иначе. Он велел выдать Хаджи-Мустафе два коня, провизию, денег на дорогу и охранный ханский ярлык. Слуга отвезет девку к отцу, получит за нее богатый выкуп и привезет деньги хану. Если же шляхтич не даст денег и убьет Хаджи-Мустафу, хан в следующем походе отомстит за слугу и сожжет весь город гордой полячки.
Однако, лишь только татарин и полячка въехали в Ор-Капу, как случилось неладное. Девушке стало нехорошо, пришлось на несколько дней остановиться в крепости. Осмотревший ее доктор-армянин, сказал лишь три слова: «Она ждет ребенка». Хаджи-Мустафа не знал, что делать и отправил к хану гонца с известием. Повезло Хаджи-Мустафе. Тот гонец был сыном его дальнего родственника и прискакав обратно в Ор-Капу, рассказал, что произошло в Бахчисарае. Фетих-хан услышав про беременность полячки, рассвирепел. Все теперь все узнают, что он нарушил традиции и надругался над наложницей-христианкой. Да и не нужен ему был этот ребенок. Хан приказал пустить погоню и зарезать девчонку. А заодно зарезать и Хаджи-Мустафу. Пришлось беглецам спешно покинуть Крым и укрыться у азовских татар, пока не пришла новая весть о смерти Фетих-Герая.
Что делать с Марией Хаджи-Мустафа не знал. Он решил привезти ее в свой дом и посоветоваться с матерью. На следующее утро, когда прошла радость встречи, пожилая Назгуль сварила сыну кофе и усадила рядом. «Я думала всю ночь. Слушай меня. Звать ее теперь – Марьям. Останется жить у нас, пока не родит ребенка. Места дома много, еды всем хватит. Ислам она может не принимать, но ребенок будет правоверным. Иначе никак. На улицу выходить ей только с покрытым лицом. Пусть гуляет с твоей сестрой Гузель. Тем более, Гузель только год назад родила и знает, что женщине нужно в эти дни. Как родится дите, поедешь к хану и спросишь совета, что делать с ребенком, в котором течет кровь Герая».
Так и порешили. Марьям и Гузель подружились. Полячка уже сносно понимала и умела изъясниться по-татарски. Ей нравился шум и разноцветность ак-мечетского базара, она привыкла к призывам муэдзина с минарета Белой мечети и ловко ориентировалась в кривых улочках татарского города. Теплыми вечерами бывшая гордая шляхточка любила пройти через овраг выше дворца Калга-султана, откуда открывался вид на реку Салгыр и покрытую садами долину. Поднималась на горку, где еще разрушались старые стены и угадывались фундаменты древних домов. Татары называли это место Керменджик. «В давние времена здесь жили неверные, может франки, а может еще кто», — говорили старики. Как только в Ак-Мечети затевалась стройка – к этим руинам приезжала арба, которую здесь же нагружали камнем. Вырывали из земли ровные блоки и плиты, разбирали старые стены. Даже у Хаджи-Мустафы двор был выстелен плитами из старой крепости. А на одной из плит была какая-то длинная надпись в десяток слов на непонятном языке. Буквы были похожи на латынь, но Мария перевести их не могла.
Ранней весной Марьям родила сына. Роды были тяжелыми и девушка не выжила. Похоронили ее по татарскому обычаю на кладбище ниже города недалеко от берега Салгыра. И только три человека в городе знали, что в землю унесла с собой Марьям не только свою тайну, но и маленький золотой крестик. Сына назвали Мустафой. Хаджи-Мустафа усыновил его после того, как явился к хану Гази-Герею, рассказал всю историю и поручил наказ: «Пусть ребенок живет у тебя, воспитай его храбрым мужчиной, дай образование. Но в военные походы не пускай, он еще пригодится живым. Как повзрослеет – будет пасти личное стадо Калга-Султана. А там посмотрим».
Прошло еще 30 лет, Мустафа пас овец Калга-султана, получал хорошее жалование и построил свой дом у Эски-Сарая, поближе к Джайлау. Он взял в жены дочку Гузели, сестры своего отца и у них родилась два сына. Все шло мирно и тихо, пока в его дом не постучали посланцы Мехмеда III Герая и привезли пастуха в Бахчисарай ко двору хана.
Великий хан усадил ак-мечетского пастуха на ковер и ошеломил Мустафу невероятною новостью. «Слушай меня. Твой настоящий отец был хан Фетих-Герай, а матерью — его наложница, дворянка из польских земель. Я признаю тебя своим троюродным братом. Отныне твоя жизнь поменялась. Ты будешь моим верным слугой. Я назначаю тебя своим нурэддином. Лучшие мои учителя быстро научат тебя, всему, что нужно знать. И звать тебя отныне не Мустафа, а Чобан Девлет Герай».
Много лет прошло с тех пор. Сын пастуха Мустафы Адель- Чобан-Герай стал крымским ханом и правил из Бахчисарая почти 5 лет. Его потомки переехали в Стамбул и затерялись там среди османской знати. От минаретов Ак-Мечети ни сохранился ни один. От дворца Калга-Султана не осталось даже фундамента. В районе шумного средневекового рынка стоят торговые комплексы, а на месте турецкой бани – жилой дом. И лишь горка Керменчик все еще богата древними камнями, среди которых копаются археологи. А там, где построил свой большой дом Хаджи-Мустафа, сейчас ввысь смотрит симферопольская телевышка. Старое татарское кладбище засыпали больше ста лет назад и разбили на нем городской сад. На том самом месте, где в чужую крымскую землю легла дочь польского шляхтича Мария Потоцкая, сейчас стоит красивый памятник. С высокого постамента, в окружении великих воинов и дипломатов, смотрит на современный суетный мир Ее Величество Императрица Екатерина II.
