Патрокл стоял на площадке угловой башни Беляуса и всматривался в степь. Вроде бы все было как обычно. Огромное красное солнце садилось за дальние курганы, а совсем рядом волны набегали на песчаный берег у новенького причала. Но что-то беспокоило Патрокла. Едва уловимый запах полыни шел из-за горизонта. Полынь сама по себе не пахнет. Лишь когда ее потревожат ноги человека или копыта лошади. Патрокл это хорошо знал и это ему сейчас не нравилось. Едва уловимое, далекое облако пыли поднималось с севера, а лучи заходящего солнца будто бы подсвечивали эту странную пыль. От закатного света пыльный горизонт казался еще более красным и оттого более тревожным.
За спиной Патрокла в усадьбе привычно шла вечерняя жизнь — женщины варили еду, дети играли с собаками, рабы привязывали на берегу лодки. Кто-то из крестьян проверял зерновые ямы, кто-то занимался домашними делами, а четверо воинов готовились к ночному дежурству на стенах укрепления.
Уже более ста дней прошло с тех пор, как Патрокл был сослан на Беляус, в эту отдаленную усадьбу херсонеской хоры. В начале лета он приплыл сюда с небольшим отрядом из десяти воинов и нескольких крестьян-земледельцев с их семьями и рабами по велению архонта Керкинитиды. Задача Патрокла и его малочисленного отряда воинов была простой и сложной одновременно — восстановить разрушенную в прошлом году скифами усадьбу и наладить жизнь и работу в поселении. В округе были обширные земляные наделы, которые еще весной рабы засеяли пшеницей. Теперь же пшеница взошла, нужно было уберечь и собрать урожай, который пойдет в Керкинитиду, далее в Херсонес, а уже оттуда в Афины.
Первый месяц с ними еще трудились с десяток каменотесов и строителей, восстановившие крепостные стены и башни, дома и зернохранилище. Они почистили колодец, установили пифосы для зерна, поставили два небольших алтаря — Афродите и Гераклу. И конечно построили причал для небольших судов, которые должны были приходить сюда за зерном и завозить все необходимое для существования крепости.
Каждый вечер, перед тем как стража становилась на ночное дежурство, Патрокл сам поднимался на башню, осматривал степь, море и порученное ему маленькое укрепление на границе греческого и скифского миров.
Но сегодня воин нервничал. Он крепко сжимал в правой руке копье, а левой ладонью накрыл раковину-амулет на груди. С одной стороны у раковины была узкая зазубренная щель, словно зубы какого-то таинственного зверя. А с другой стороны – красивая пятнистая спина. Сквозь «спину амулета» было просверлено отверстие и продет кожаный шнурок. Эта большая заморская раковина с детства хранила Патрокла. Отец и мать считали покровительницей своей семьи Афродиту. А мальчик, даже у домашнего алтаря, молясь богине, всегда сжимал руками висящую на его шее заморскую раковину.
Подарок римлянина.
Патрокл задумался про амулет. Воспоминания отвлекли его от заходящего в степь солнца и перенесли на 30 лет назад в родной Херсонес. Отец Патрокла был хоть и не богатым, но уважаемым в городе гражданином. Он почти совершенно знал язык римлян, которые уже несколько десятилетий стояли своим гарнизоном в Херсонесе. Это знание выгодно выделяло его среди других жителей и отца уже несколько раз выбирали секретарем совета Херсонеса. Отец имел несколько наделов земли, на которых росли пшеница и виноград. Землю он сам не обрабатывал, а сдавал в аренду, что приносило семье постоянный доход. Мать Патрокла тоже хорошо знали в городе и уважали не меньше, чем отца. Она всю молодость провела жрицей в храме бога Аксклепия и обучилась там многим премудростям врачевания. В отдельной комнате в родительском доме у матери стояли стеклянные сосуды с лекарствами, в мешочках хранились высушенные травы и какие-то порошки. К ней часто приходили за помощью богатые граждане Херсонеса и щедро платили за исцеления.
Патрокл помнил как однажды ночью в их дом громко и настойчиво постучали римские солдаты, что-то сказали отцу и увели встревоженную мать. Оказалось, что одного из центурионов укусил маленький черный паук и воин сразу же стал чувствовать себя очень плохо: никого не узнавал и постоянно бредил. Мать дала ему пить какие-то настойки и порошки, читала молитвы Акслепию. Так продолжалось почти неделю, пока больной центурион не стал поправляться. Патроклу тогда было около пяти лет и он ежедневно помогал матери в уходе за больным римлянином. Когда центурион пришел в себя, еще неделю мальчик приносил ему отвары и порошки. Полностью выздоровев, римлянин щедро отблагодарил мать Патрокла золотыми монетами, а мальчишке подарил красивый амулет на шею из большой раковины. Он сказал, что отобрал эту раковину-оберег в одном из дальних походов у азиатского жреца. Якобы амулет спасал в битвах, но в благодарность за помощь в исцелении, он дарит раковину Патроклу.
Экспедиция.
Возможно, так пожелали боги на Олимпе, а возможно, помог и римский амулет, но жизнь у Патрокла сложилась вполне удачно. К своим 35 годам он стал статным и храбрым воином. С легкостью владел мечем и копьем, дважды становился победителем соревнований по метанию копья в Херсонесе. Правда, в серьезных боевых стычках он не участвовал – просто не было необходимости. Скифы к стенам Херсонеса уже много лет не подходили, боясь стоявшего здесь римского гарнизона. С племенами жителей гор — тавров было заключено хрупкое перемирие. Горные варвары уже не нападали на греков (римские солдаты поубавили желание тавров в разбое), а греки тоже не расширяли в сторону гор свои владения. Тем не менее, обстановка всегда была напряженная – как в горах, так и в степи. Тавры вполне могли ограбить и убить зазевавшегося торговца, идущего через лес без охраны. А уж отряды скифов регулярно жгли отдаленные усадьбы и небольшие крепости в округе Керкинитиды и Прекрасной Гавани.
Отец Патрокла, используя свой статус в городе, заботился о сыне и старался пристроить его на денежную службу. Так, год назад из Эллады с сопроводительным письмом от совета архонтов Афин в Херсонес прибыл историк и географ по имени Аристон. Он был специально послан в Тавриду для описания земель, на которых жили греки. В Херсонесе высокого гостя приняли с подобающими почестями и начали готовить экспедицию. Тогда-то отец настойчиво и порекомендовал Патрокла для сопровождения ученого в поездке. Это было и солидно, и денежно. На жалование, которое должен был получить Патрокл за эту работу, можно было купить несколько сильных рабов и крепкую лошадь.
присяга гражданина Херсонеса
Стратиг Херсонеса договорился с римлянами о сопровождении Аристона. С ученым пошел мальчик-художник, два раба-носильщика, слуга, который отвечал за приготовление пищи и Патрокл с двумя воинами-греками. Отряд римлян из восьми полностью вооруженных воинов провел экспедицию пешком по горам от Херсонеса до крепости Харакс. От Херсонеса до начала горной тропы ехали на лошадях. На краю широкой долины начинался подъем по мощенной камнями дороге, много лет назад устроенной римлянами по вершине горного хребта. Здесь переночевали и с утра двинулись в пеший путь. Римляне шли молча и нервничали из-за постоянных остановок, так как привыкли к быстрым переходам. Но приказа военного трибуна, который получил хорошую плату за отряд охраны, ослушаться они не могли.
Аристон часто останавливался, наносил на пергамент линию побережья, которую было идеально видно с плоскогорья и записывал какие-то понятные только ему заметки и цифры. Приглядывался к деревьям и животным, рассматривал камни и почву, а ночью доставал астрономические приборы и записывал положение звезд и созвездий. Мальчик по указанию ученого зарисовывал виды гор, долин, отвесных обрывов и моря. Вторую ночь провели у родника на вершине гор и почти не заснули, так как все явно ощущали присутствие чужих взглядов из лесной чащи. Это могли быть или злые лесные божества или, что реальнее – отряд тавров. Костер ярко горел всю ночь, римляне полукругом стояли вокруг лагеря и ожидали нападения. Но никто так и не рискнул напороться на острые мечи и копья. Спускались к морю по крутому перевалу, похожему на гигантскую лестницу. Словно титаны сложили огромные каменные ступени. Однако, Аристон объяснил, что такой горный проход образовался из-за сползания гор по гигантским трещинам и титаны в данном случае никакого отношения к нему не имели. Следующую ночь провели у южного склона гор, а к вечеру четвертого дня подошли к стене укрепления Харакс.
Потом два дня отдыхали в Хараксе. Здесь Аристон подолгу разговаривал с центурионом, командовавшим гарнизоном крепости. Записывал его рассказы о том, что тот видел в здешних землях за время своей службы. В Хараксе Патрокл узнал, что такое римские термы и они ему очень понравились. Особенно приятно было нежиться в теплой воде каменного бассейна с видом на море и отвесные скалы. Из-за самой крайней скалы, на небольшой площадке, на которой стоял жертвенник Юпитеру, на рассвете поднималось солнце. Это зрелище было одно из самых красивых, которые видел Патрокл в своей жизни. Центурион рассказал, что солдаты гарнизона назвали эту скалу по имени Авроры — богини утренней зари.
От Харакса на полный световой день Аристон и Патрокл вышли со сторожевым римским кораблем до горы Криуметапон, напоминавшей огромный бараний лоб. Они прошли широкую бухту у подножия отвесной горы, с вершиной, которую венчали скалы, похожие на зубы дракона. За восточной оконечностью этой широкой бухты в море стояли две отдельные массивные скалы, между которыми корабль аккуратно прошел специально по просьбе Аристона. «Там живут боги тавров и стоят несколько святилищ», — произнес центурион, показывая на вершину Криуметапона. Патрокл внимательно всматривался в глубокие ущелья в скалах, но никого не заметил. Хотя было точно понятно, что за кораблем с берега наблюдают десятки глаз. Аристон же все время зарисовывал очертания морского побережья и записывал названия мысов и гор, которые ему говорил римский капитан. Обогнув Бараний лоб, корабль дошел до широкой долины, над которой возвышалась главная гора Тавриды – громадный Трапезус. На виду Трапезуса корабль развернулся и пошел обратным курсом на Харакс.
На следующий день путешественники вышли из Харакса морем до Бухты Символов, куда прибыли к вечеру и остановились на два дня в расположении римского гарнизона. Аристон рассказал Патроклу, что об этой бухте хорошо знают географы в Элладе, и что похожих природных стоянок для кораблей нет нигде на обитаемой суше. Ученый был восхищен красотой узкой и живописной бухты, тщательно замерил ее, зарисовал. От Бухты Символов до Херсонеса было уже совсем рядом и сердце Патрокла учащенно забилось, на душе стало спокойнее. Дорога домой всегда приятна и радостна. Впереди был недолгий переход мимо мыса Партениум до Херсонеса. Здесь уже Патрокл бывал не раз. Он живо рассказывал Аристону местные мифы и названия, показал скалы Орест и Пилад, грот богини Дианы. За Партениумом берег начал понижаться и совсем скоро корабль встал на стоянку Херсонеса.
Это путешествие Патрокл запомнил на всю жизнь и часто вспоминал образованного Аристона и виды прекрасной Тавриды, которые ему удалось увидеть с римского корабля.
Гнев архонта.
Именно благодаря той поездке Патрокл оказался однажды в доме архонта Херсонеса. Правитель города хотел услышать о путешествии, о разговорах с Аристоном и с римлянами, о крепости Харакс и землях тавров. На вечерней трапезе присутствовала и дочь архонта – красавица Зекла. Ее забавлял и искренне интересовал рассказ юноши. Она больше, чем отец задавала вопросов: о птицах, о животных, о звездном небе на вершине горы. Девушка улыбалась, смотрела своими большими голубыми глазами на Патрокла и перебирала пальчиками кудрявые золотистые волосы. Патрокл же только пару раз перевел взгляд от Зеклы на архонта – казалось, весь рассказ был предназначен только девушке. Этот вечер стал началом любви и концом спокойной жизни Патрокла.
Зекла все чаще стала уходить из дома любоваться закатом или посмотреть на море. В эти часы на окраине города девушка встречалась с Патроклом. Держась за руки, влюбленные разговаривали и смотрели на закат, мечтали о том моменте, когда перестанут прятаться и смогут жить вместе. После каждой встречи Патрокл собирался пойти к архонту просить выдать за него Зеклу. Но девушка отговаривала, плакала и целовала губы любимого. «Отец будет в ярости, он не даст нам разрешения на семью. Ведь следующим летом он хочет отправить меня в Афины, к своему очень влиятельному родственнику. Отец считает, что мне не место в Тавриде, а место в доме богатого афинянина. Нам с тобой один выход – бежать из города в земли Боспорского царя. Ты сможешь там служить воином, а я буду хранить нашу семью», — сквозь слезы шептала Зекла. Патрокл не хотел предавать свой город. В его голове четко звучали слова присяги гражданина: «… и не предам Херсонеса, Керкинитиды, Прекрасной Гавани… ничего никому, ни эллину, ни варвару…».
И Патрокл пошел к архонту просить отдать ему дочь. Тот спокойно выслушал воина и глядя ему в глаза, четко произнес, убивая каждым своим словом: «Моя дочь никогда не будет с тобой. Она поплывет в Афины – там ее ждет счастливая обеспеченная жизнь. А ты во славу Херсонеса и по моему приказу на год отправишься служить в Керкинитиду, подальше отсюда. И я сделаю все, чтобы служба не давала тебе времени думать о моей дочери».
На землях Керкинитиды.
Архонт сдержал свое слово. Уже через неделю Патрокл был отправлен на корабле в Керкинитиду и никто не смог этому помешать. Со стороны это могло показаться даже повышением по службе. Патроклу на новом месте выделили собственный небольшой дом, молодую рабыню для ведения хозяйства и назначили начальником охраны северных городских ворот, дав в подчинение отряд из 30 воинов. Он понимал, что перечить воле архонта невозможно и стал обживаться на новом месте. Работы по организации охраны ворот было много. У него появились приятели из числа местных воинов, да и рабыня-служанка умела расслабить его тело и мысли. Тем не менее, он всегда думал о Зекле. И когда настал день празднования Диониса, из Керкинитиды в Херсонес отправился один из его знакомых торговцев. Патрокл передал с ним небольшой подарок для Зеклы — резную деревянную шкатулку с яркими бусами и зеркальцем. А на пергаменте написал письмо, в котором признавался в любви и желании быть рядом. Патрокл не мог знать, что торговец был схвачен в Херсонесе стражей у дома архонта, в тот момент, когда он пытался передать через служанку подарок для Зеклы. Патрокл не знал, как в ярости кричал архонт на свою дочь. И не знал, что ближайшим кораблем от архонта Херсонеса к стратигу Керкинитиды было отправлено письмо. В письме была настойчивая просьба отправить Патрокла в самый отдаленный гарнизон херсонеской хоры.
Приказ стратига обсуждению не подлежал. Нужно было отправиться на укрепление Беляус, лежащее на половине пути от Керкинитиды к Прекрасной гавани, недалеко от впадения в море реки Гипакирис. На Белуяс свозилось зерно из мелких крестьянских хозяйств, которые располагались вдоль правого берега Гипакириса. За крепостными стенами зерно складировали в огромные пифосы, а затем грузили на корабли и отправляли в Керкинитиду. Это были самые опасные территории херсонеской хоры – здесь проходила очень размытая граница с землями скифов. Вернее даже и границы не было – греки на свой страх пахали землю, засеивали ее зерном и собирали урожай. Почти каждый год скифы нападали на мелкие усадьбы, грабили и жгли дома, отбирали зерно. Пшеница из этих мест всегда давалась кровью. Но и таких плодородных земель, как здесь, не было во всей Тавриде. Поэтому и риск был оправдан.
В прошлом году скифы напали на несколько укреплений у степных берегов Гипакирикса, перебили всех жителей, подожгли дома и вывезли зерно. Но греки вновь обработали и засеяли поля, пришло время вновь восстановить укрепления. Беляус был самым крупным из них, и сюда в первую очередь, отправили новых стражей земли и зерна. Патрокл пытался доказать стратигу, что 10 воинов – это очень мало для защиты от возможного нападения, нужно хотя бы в два раза больше, чтобы устоять за крепостной стеной в ожидании помощи. Но стратиг перебил его: «Молись Афродите и Гераклу, чтобы скифы в этом году не пришли. А придут – так умри во славу Херсонеса. А еще тебе просили передать, что одна твоя знакомая девушка из Херсонеса вчера уплыла на корабле в Афины. Иди».
Последний день Беляуса.
Над головой громко засмеялась чайка. Патрокл вздрогнул и очнулся от воспоминаний. Запах полыни и пыль были все ближе. На фоне огромного заходящего солнца уже четко виднелись всадники. Много, очень много. Патрокл еще сильнее сжал копье и раковину-амулет на груди. Не отрывая взгляда от степи, ссохшимися губами прошептал, словно выдохнул: «Скифы». И уже через мгновенье, обернулся к морю, окинул взглядом маленькую крепость и громко прокричал: «Скифы-ы-ы!»…
Находка археологов.
Руководитель Донузлавской археологической экспедиции Ольга Давидовна Дашевская сидела за дощатым столом под брезентовым тентом и записывала в дневник события сегодняшнего дня. День выдался очень удачным на находки. Студенты-практиканты из Марийского пединститута хорошо поработали на зачистке одной из башен городища. В слое золы, покрывавшем вымостку, перед входом в башню они обнаружили две культовые терракотовые статуэтки. Одна из них изображала Афродиту, другая — Геракла. «Ольга Давидовна, посмотрите, что мы только что нашли в раскопе», — голос студента отвлек ее от дневника. Она перевела взгляд на ладонь парня, в которой уместилась странная вещица. Это была больших размеров раковина моллюска каури, нехарактерного для фауны Черного моря. Ольга Давидовна повертела в руках диковинную находку: «Явно, что эта раковина каури служила ее хозяину амулетом. Вот, видишь, отверстие для шнурка. А вот такого я никогда не видела», — археолог поднесла к глазам раковину. «Это очень необычно – наконечник скифской стрелы застрял в раковине! И не разбил ее пополам, а именно застрял! Необычно. Скорее всего, этот амулет принадлежал какому-то греку, и в момент нападения скифов стрела вошла в грудь воина точно через раковину. Вряд ли именно эта стрела смогла убить его, но точно ранила, сбила с ног своей силой. И скорее всего, другие стрелы скифов следом настигли этого несчастного. Очень интересно», — еще раз повторила Ольга Давидовна, держа на ладони странную находку.
Мягкий свет огромного заходящего солнца растекался по степи, играя красным цветом на лицах археологов, идущих от раскопов к своим палаткам. Море, как и тысячу лет назад, накатывало волны на песчаный пляж. Где-то вдали, за Донузлавом, загорелись огоньки ночной Евпатории. Наступила ночь, над лагерем повисло созвездие Геркулеса и ничто не мешало спокойному сну археологов…
