Мы уже привыкли к тому, что наши исторические и природные объекты порой просто сверху донизу исписаны автографами современных вандалов. Пресловутые «Васи, Коли, Светы, Иры» оставили о себе нелицеприятную память практически на каждой горной вершине, на каждом старом дереве, на каждом археологическом памятнике Крыма. Если объект активно посещается людьми и есть вариант, что «горе-турист» будет кем-либо замечен, то автограф трусливо процарапывается гвоздем или ножом; на отдаленных объектах надписи оставляются при помощи молотка или краски. Причем, банки с краской порой тащат на значительную высоту (поднимитесь хотя бы на вершину Демерджи и увидите как светится она от многочисленных разноцветных надписей). Любой мало-мальски опытный турист знает, как тяжела лишняя ноша в рюкзаке, но, похоже тех, кто несет с собой лишние литр-два краски это не волнует — они же идут в горы не за тишиной и красотой, а чтобы увековечить свою скромную особу!
Надо сказать, что такое пренебрежительное отношение к крымской природе и истории возникло, конечно же, не сейчас. Оно формировалось давно и зачастую за счет многих наших великих соотечественников. Так, знаменитый краевед конца 19 века, директор Симферопольской мужской гимназии и народных училищ в Крыму, один из самых образованных крымчан того времени Е. Л. Марков в своем труде «Очерки Крыма», описывая посещение чатырдагской пещеры Бинбаш-коба, вспоминает: «Отбив несколько красивых кусков сталактита, и осмотрев все, что было доступно без крайнего риска, мы поспешили назад:».
Слова Маркова, шокирующие современного защитника природы, тем не менее, не являются чем-то необычным, не представляют собой единичный пример. В конце 19 — начале 20 века Крым стал «колыбелью отечественного туризма» и сюда направилась богатая публика, жаждущая новых пейзажей и приключений. Никогда не бывавшие в пещерах дамы и господа, естественно, хотели оставить себе что-нибудь на память, уничтожая безвозвратно кальцитовое убранство пещер.
Пещера Бинбаш-коба в переводе с тюркского означает «тысячеголовая» из-за огромного количества человеческих черепов некогда заполнявших все её залы. Легенда гласит, что здесь было уничтожено целое племя — тысяча человек, а по мнению ученых в пещере находился средневековый могильник. Еще в начале 20 века черепа лежали в пещере «без счета и призора, как кавуны на малороссийском базаре». Сейчас же в пещере с трудом можно найти осколок небольшой косточки. Легендарные черепа так и не попали в руки ученых — они были унесены великосветскими туристами и распроданы проводниками-татарами, торговавшими ими как «сувенирами с Чатырдага».
Когда выносить из пещер было уже нечего, путешественники оставляли память о себе прямо в пещере — в виде надписей на стенах. Так, замечательный русский писатель А. С. Грибоедов, совершая летом 1825 года путешествуя по Крыму, побывал в пещере Кизил-коба (Красная пещера). Здесь, на одной из стен привходовой части пещеры Грибоедов оставил надпись «А. С. Грибоедов. 1825». До сих пор этот зал пещеры называется «Грибоедовский».
Не прошел мимо соблазна оставить на века свой автограф и другой известный путешественник — крымский судья П. И. Сумароков — автор фундаментального двухтомного сочинения «Досуги крымского судьи», опубликованного в 1803 и 1805 годах. Вспоминая свое посещение генуэзской крепости в Судаке, П. Сумароков пишет: «Стены вокруг покрыты различными надписями любопытствующих. Прейдет в потомство и мое имя, сказал я, начертав оное тут ножом; стена надежнее лоскутков печатной бумаги: «.
О, как ошибался П. Сумароков! Где сейчас та надпись, которую он старательно процарапывал ножом на стене древней крепости? Сохранилась ли она, прочитал её кто-то? Вряд ли… А вот те «лоскутки печатной бумаги», оставленные нам в наследство крымским судьей, вылились в незаменимое подспорье краеведам, историкам и географам, став вечным памятником их автору.
Другой, не менее известный крымский ученый-краевед В. Х. Кондараки в своем «Универсальном описании Крыма» в 1873 году вспоминает: «Я гостил у одного садовладельца при деревне Мачисала, который угостил меня всем, что было в его хозяйстве и попросил меня вырезать мое имя на коре одного из громадных тополей, выросших в его саду:». Вот так. Хозяин попросил дорогого гостя в знак уважения вырезать на дереве свое имя. Слава Богу, что у нас нет такой дикой традиции гостеприимства.
И уж совсем детской шалостью кажется поступок А. С. Пушкина, который в путешествии по Крыму в 1820 году, также начертал на одном из южнобережных камней несколько строк. В стихотворении «Чаадаеву» он вспоминает:
«:И в умиленье вдохновенном,
На камне, дружбой освященном
Пишу я наши имена:».
Но великим людям многое прощается. Свои небольшие шалости они с лихвой окупили гениальными делами и мыслями. Мы не можем их судить. Но можем и должны судить тех, кто в наше время сжимает в руках молоток и кисть с краской, дабы опустить их на еще пока не запятнанный кусок скалы или средневековой стены. Мы обязаны перехватить нож хулигана, который пытается выцарапать свои инициалы на коре векового дуба. Мы обязаны, мы должны, нам необходимо: Эти громкие фразы нередко можно услышать из уст самых разных людей. Но никто не спешит им следовать. Мы должны признаться, что просто стали равнодушны ко всему не касающемуся нас лично, не трогающему нас в данный момент. А иногда даже те из нас, кто, казалось бы, больше всех должен радеть за красоту своего края, не гнушаться ее испортить. Я знаю, как студенты-географы выбивали надпись «1 курс. Геофак» на стенах Алимового навеса — грота в Крымском Предгорье, месте их геологической практики. Я видел огромные процарапанные надписи, оставленные поверх средневековых фресок пещерных церквей Мангупа студентами-историками. И эти надписи оставили не приезжие туристы, а свои крымские ребята. Тяжело об этом говорить, но надо. С таких «мелочей», как автографы на стене, начинается разграбление курганов, вырубка можжевельников, переплавка на лом военных обелисков.
Необходимо постоянно напоминать школьникам и студентам об этой проблеме, вести беседы с приезжими туристами. Но этого, конечно, мало. Необходимо провести несколько громких дел по наказанию любителей надписей «на память». Ведь есть же природоохранная прокуратура, комитеты, отделы и общества по охране памятников. Конечно, кто-то скажет, что это слишком мелкое дело. Но вспомните — большое начинается с малого. Да и надпись белой краской на стене средневекового монастыря: «Здесь был Вася» не намного лучше спиленной головы мисхоровской русалки.
Еще Владимир Маяковский, пройдя по исписанным скалам Южного берега, предлагал:
«Подписавшимся Колям и Зинам
Собственные имена стирать бензином.
А чтоб энергия не пропала даром,
Кстати и Ай-Петри почистить скипидаром».
Может, это действительно, лучший выход из положения? Может и правда, лучше дать в руки пойманному «на горячем» любителю собственного имени тряпку и щетку, показать это действо по ТВ, дать информацию в газеты. Может после этого кто-то другой задумается, прежде чем брать в руки кисть или маркер. С этим, конечно, можно поспорить. Но то, что униженный перед общественностью и исправивший таким образом свою ошибку человек больше никогда не прикоснется к скале с дурным намерением, — я думаю это факт!
И. Коваленко, «Крымское время»